Неточные совпадения
Стоит взглянуть на него в русской церкви, когда, прислонясь в сторонке к стене, он задумывается и долго не
шевелится, горько стиснув губы, потом вдруг опомнится и
начнет почти незаметно креститься…
Когда низенький, толстый поп, в ризе, надетой поверх мехового пальто,
начал торопливо говорить и так же поспешно запел дьячок, женщины не
пошевелились, как будто они замерзли.
Но когда однажды он понес поднос с чашками и стаканами, разбил два стакана и
начал, по обыкновению, ругаться и хотел бросить на пол и весь поднос, она взяла поднос у него из рук, поставила другие стаканы, еще сахарницу, хлеб и так уставила все, что ни одна чашка не
шевельнулась, и потом показала ему, как взять поднос одной рукой, как плотно придержать другой, потом два раза прошла по комнате, вертя подносом направо и налево, и ни одна ложечка не
пошевелилась на нем, Захару вдруг ясно стало, что Анисья умнее его!
Члены стали жизненны, телесны; статуя
шевелилась, широко глядела лучистыми глазами вокруг, чего-то просила, ждала, о чем-то
начала тосковать. Воздух наполнился теплом; над головой распростерлись ветви; у ног явились цветы…
— Стойте смирно, не
шевелитесь! — сказала она, взяла в одну руку борт его сюртука, прижала пуговицу и другой рукой живо
начала сновать взад и вперед иглой мимо носа Леонтья.
Вскоре у бабушки в спальне поднялась штора, зашипел в сенях самовар, голуби и воробьи
начали слетаться к тому месту, где привыкли получать от Марфеньки корм. Захлопали двери, пошли по двору кучера, лакеи, а занавеска все не
шевелилась.
Прибыв один и очутившись в незнакомой толпе, я сначала пристроился в уголке стола и
начал ставить мелкими кушами и так просидел часа два, не
шевельнувшись.
— Эх вы, вороны! — крикнул Павел, — чего всполохнулись? Посмотрите-ка, картошки сварились. (Все пододвинулись к котельчику и
начали есть дымящийся картофель; один Ваня не
шевельнулся.) Что же ты? — сказал Павел.
Между тем в ятках
начало мало-помалу
шевелиться: жидовки стали побрякивать фляжками; дым покатило то там, то сям кольцами, и запах горячих сластен понесся по всему табору.
Лизавета Прокофьевна была дама горячая и увлекающаяся, так что вдруг и разом, долго не думая, подымала иногда все якоря и пускалась в открытое море, не справляясь с погодой. Иван Федорович с беспокойством
пошевелился. Но покамест все в первую минуту поневоле остановились и ждали в недоумении, Коля развернул газету и
начал вслух, с показанного ему подскочившим Лебедевым места...
— А ведь и в самом деле, — вмешался Лихонин, — ведь мы не с того конца
начали дело. Разговаривая о ней в ее присутствии, мы только ставим ее в неловкое положение. Ну, посмотрите, у нее от растерянности и язык не
шевелится. Пойдем-ка, Люба, я тебя провожу на минутку домой и вернусь через десять минут. А мы покамест здесь без тебя обдумаем, что и как. Хорошо?
Зашелестели страницы книги — должно быть, Павел снова
начал читать. Мать лежала, закрыв глаза, и боялась
пошевелиться. Ей было до слез жаль хохла, но еще более — сына. Она думала о нем...
Шевельнется, например, ни с того ни с сего в сердце совесть, взбунтуется следом за нею рассудок, который
начнет, целым рядом самых строгих силлогизмов, доказывать, как дважды два — четыре, что будь следователь сам на месте обвиняемого, то… и так далее.
Застав хозяина спящим, Флегонт Михайлыч, по своей деликатности, вероятно бы, в обыкновенном случае ушел домой, но на этот раз
начал будить Лебедева, и нужно было несколько сильных толчков, чтоб прервать богатырский сон зверолова; наконец, он
пошевелился, приподнялся, открыл налившиеся кровью глаза, протер их и, узнав приятеля, произнес...
А тут Соня добралась до этого дьявольского цыганского престо-престиссимо, от которого ноги молодых людей
начинают сами собой плясать, ноги стариков выделывают поневоле, хоть и с трудом, хоть и совсем не похоже, лихие па старинных огненных танцев и кости мертвецов
шевелятся в могилах.
Пошабашив, пошли ужинать к нему в артель, а после ужина явились Петр со своим работником Ардальоном и Мишин с молодым парнем Фомою. В сарае, где артель спала, зажгли лампу, и я
начал читать; слушали молча, не
шевелясь, но скоро Ардальон сказал сердито...
У отца Захарии далеко не было ни зеркальной чистоты протопопского дома, ни его строгого порядка: на всем здесь лежали следы детских запачканных лапок; изо всякого угла торчала детская головенка; и все это
шевелилось детьми, все здесь и пищало и пело о детях,
начиная с запечных сверчков и оканчивая матерью, убаюкивавшею свое потомство песенкой...
Варнава
начал выступать. Вот он делает шаг, вот трепещущая рука труса
шевельнулась, отделилась и стала подниматься тихо и медленно, но не к усам капитана, а неукоснительно прямо к лицу исправника.
Степан Михайлович не
шевельнулся; только голова его покосилась на одну сторону, как перед
началом припадка гнева, и слегка затряслась…
Я
начал стучать, вначале постучав негромко, потом с силой. Дверь
шевельнулась, следовательно, была не на ключе, но нам никто не ответил.
Меж явью и сном встало воспоминание о тех минутах в вагоне, когда я
начал уже плохо сознавать свое положение. Я помню, как закат махал красным платком в окно, проносящееся среди песчаных степей. Я сидел, полузакрыв глаза, и видел странно меняющиеся профили спутников, выступающие один из-за другого, как на медали. Вдруг разговор стал громким, переходя, казалось мне, в крик; после того губы беседующих стали
шевелиться беззвучно, глаза сверкали, но я перестал соображать. Вагон поплыл вверх и исчез.
Дуня была совсем другого темперамента, чем Ариша, и точно не хотела замечать ничего: ей было лень даже
шевельнуться, и она после первого ребенка сильно
начала толстеть…
Он понимал, что наступало мгновенье решительное, что откладывать дальше, скрываться, отворачиваться — становилось невозможным, что объяснение с Татьяной неизбежно; он представлял, как она там сидит и не
шевелится и ждет его… он предчувствовал, что он ей скажет; но как приступить, как
начать?
Сердце захолонуло. Я все забыл: где я? что я? Я вижу себя стоящим в необъятном просторе: мрак бездны глубоко внизу, розовое золото двух снеговых вершин над моим, гигантских размеров, вторым «я». Стою, не в силах
пошевелиться. Второй «я» зачаровал меня, поглотил весь мир. Он
начинает бледнеть и как будто таять.
Елена сидела несколько времени, не
шевелясь на своем месте; лицо ее постепенно
начало принимать какое-то испуганное выражение.
Все помолчали. Приказчик
пошевелился, еще подвинулся и, видимо не желая отстать от других, улыбаясь,
начал...
— Эй, вы! — закричал Зарядьев, — стоять смирно! Ну!
начали кланяться, дурачье! Тотчас узнаешь рекрут, — продолжал он, обращаясь к Зарецкому. — Обстрелянный солдат от ядра не
пошевелится… Кто там еще отвесил поклон?
Оно
начало вытягиваться, изгибаясь и
шевелясь, и вытянулось так высоко, что перегнало низенькую корявую иву.
Обыкновенно, когда я остаюсь сам с собою или бываю в обществе людей, которых люблю, я никогда не думаю о своих заслугах, а если
начинаю думать, то они представляются мне такими ничтожными, как будто я стал ученым только вчера; в присутствии же таких людей, как Гнеккер, мои заслуги кажутся мне высочайшей горой, вершина которой исчезает в облаках, а у подножия
шевелятся едва заметные для глаза Гнеккеры.
То есть они, собственно говоря, были. Я выбрал, как, мне показалось, наиболее подходящую из нескольких особ, занимающихся этим делом в Петербурге, и
начал усердно работать. Но, боже мой, как не похожа была эта Анна Ивановна на взлелеянное мною создание, так ясно представлявшееся моим закрытым глазам! Она позировала прекрасно, она не
шевелилась по часу и добросовестно зарабатывала свой рубль, чувствуя большое удовольствие от того, что ей можно было стоять на натуре в платье и не обнажать своего тела.
Яличник скоро
начал уставать; его удалое выражение лица сменилось вялым и скучным. Он стал зевать и один раз даже утер рукавом лицо, для чего ему нужно было наклониться головою к веслу. Складки рубахи совсем пропали. Такая досада! Терпеть не могу, когда натура
шевелится.
Предчувствуя ясный, веселый, длинный день, Коврин вспомнил, что ведь это еще только
начало мая и что еще впереди целое лето, такое же ясное, веселое, длинное, и вдруг в груди его
шевельнулось радостное молодое чувство, какое он испытывал в детстве, когда бегал по этому саду.
Стоило только заинтересовать его каким-либо предположением, намеком или вопросом, как голубые глаза Еретикова
начинали играть и светиться, а губы
шевелились лукавою усмешкой человека, в сознании которого уже вставало совсем оформленным то, что вы считали новым и оригинальным.
Молодой человек быстро отвернулся. В нем
шевельнулась досада. «Что это такое, — думал он, — или я в самом деле становлюсь болен и
начинаю бредить?.. Чем я виноват и что мне за дело?.. Я не бросал спящей толпы, я не уходил от нее в чащу, и, наконец, не я и разбудил этого человека… Не я виновен, что путь мысли труден, что они не понимают условных знаков на пути… Я сам родился где-то на глухом бездорожье и сам вынужден искать пути в глухой чаще…»
По временам майор взмахивал рукой, и малый, приостановясь в ухарской позе и вскинув руками,
шевелясь всем телом, как делают это цыгане,
начинал гагайкать...
Эмилия крепко оперлась на его руку. Герой мой в одно и то же время блаженствовал и сгорал стыдом. Между тем погода совершенно переменилась; в воздухе сделалось так тихо, что ни один листок на деревьях не
шевелился; на небе со всех сторон надвигались черные, как вороново крыло, тучи, и
начинало уж вдали погремливать.
Никон Семеныч
начал; все шло очень твердо, таким образом и кончилось, по временам только смеялись, но над Рымовым ли, который сидел молча и не
шевелясь, или даже над самим трагиком, я не могу решить.
Старичок ничего не ответил, но я видел, как брови его
начали постепенно
шевелиться, словно в них что-то забегало.
Совсем чужие, совсем особенные, совсем не имеющие языка, они глухим молчанием тайны окружали размышляющего Искариота, и хотелось, чтобы он поскорее
начал говорить,
шевелиться, даже лгать.
«Я ведь зачем пришел? Я разве затем пришел, чтоб здесь есть и пить?» — спрашивал он себя, закусывая селедку. Он даже приходил в отрицание. В душе его
шевелилась мгновеньями ирония на собственный подвиг. Он
начинал даже сам не понимать, зачем, в самом деле, он вошел?
Мы молчим с минуту. Потом я прощаюсь и ухожу. Мне идти далеко, через все местечко, версты три. Глубокая тишина, калоши мои скрипят по свежему снегу громко, на всю вселенную. На небе ни облачка, и страшные звезды необычайно ярко
шевелятся и дрожат в своей бездонной высоте. Я гляжу вверх, думаю о горбатом телеграфисте. Тонкая, нежная печаль обволакивает мое сердце, и мне кажется, что звезды вдруг
начинают расплываться в большие серебряные пятна.
Кудряшов скрылся за зелень, а Василий Петрович подошел к одному из зеркальных стекол и
начал рассматривать, что было за ним. Слабый свет одной свечки не мог проникнуть далеко в воду, но рыбы, большие и маленькие, привлеченные светлой точкой, собрались в освещенном месте и глупо смотрели на Василия Петровича круглыми глазами, раскрывая и закрывая рты и шевеля жабрами и плавниками. Дальше виднелись темные очертания водорослей. Какая-то гадина
шевелилась в них; Василий Петрович не мог рассмотреть ее формы.
Вечером земля
начинает промерзать и грязь обращается в кочки. Возок прыгает, грохочет и визжит на разные голоса. Холодно! Ни жилья, ни встречных… Ничто не
шевелится в темном воздухе, не издает ни звука, и только слышно, как стучит возок о мерзлую землю да, когда закуриваешь папиросу, около дороги с шумом вспархивают разбуженные огнем две-три утки…
Все это, несмотря на сумрак, представляло очень оживленную массу: во флигелевых окнах светились огни, а за углами во всех темных впадинах
шевелились какие-то тени — и их было так много, что они становились для меня страшнее, чем собаки, на добродушие которых я
начал доверчиво полагаться.
Он ворчал, а семья его сидела за столом и ждала, когда он кончит мыть руки, чтобы
начать обедать. Его жена Федосья Семеновна, сын Петр — студент, старшая дочь Варвара и трое маленьких ребят давно уже сидели за столом и ждали. Ребята — Колька, Ванька и Архипка, курносые, запачканные, с мясистыми лицами и с давно не стриженными, жесткими головами, нетерпеливо двигали стульями, а взрослые сидели не
шевелясь и, по-видимому, для них было всё равно — есть или ждать…
Едва держась на ногах, долго он старался спрятать в карман захваченный на бегу нераскупоренный штоф водки — и потом хотел было кого-то
начать звать, но язык его, после сплошной трехдневной работы, вдруг так сильно устал, что как прилип к гортани, так и не хочет
шевелиться. Но и этого мало, — и ноги Сафроныча оказались не исправнее языка, и они так же не хотели идти, как язык отказывался разговаривать, да и весь он стал никуда не годен: и глаза не видят, и уши его не слышат, и только голову ко сну клонит.
Председатель, не старый человек, с до крайности утомленным лицом и близорукий, сидел в своем кресле, не
шевелясь и держа ладонь около лба, как бы заслоняя глаза от солнца. Под жужжанье вентиляции и секретаря он о чем-то думал. Когда секретарь сделал маленькую передышку, чтобы
начать с новой страницы, он вдруг встрепенулся и оглядел посовелыми глазами публику, потом нагнулся к уху своего соседа-члена и спросил со вздохом...
Ведерников не
шевелился и пристально глядел ей в глаза. В квартире было очень тихо. Лелька встала и медленно
начала собирать бумаги. Взглянула на часы в кожаном браслете.
Воронецкий сидел на скамейке в боковой аллее Александровского сада и читал «Новое время». Солнце сильно клонилось к западу, но в воздухе было знойно и душно; пыльные садовые деревья не
шевелились ни листиком; от Невского тянуло противным запахом извести и масляной краски. Воронецкий опустил прочитанную газету на колени, взглянул на часы: было
начало восьмого. К одиннадцати часам ему нужно было быть в Лесном; чем наполнить эти остающиеся три часа?
Мы откашлянулись, поправились на местах, чтобы не
шевелиться, и архиерей
начал.